1623-1662 г. Французский математик, физик, философ, писатель.

Блез Паскаль

Блез Паскаль

Блез Паскаль

Ветвь не в силах постичь, что она лишь часть дерева.

Блез Паскаль

Блез Паскаль

Блез Паскаль

Для человека, который любит только себя, самое нетерпимое - оставаться наедине с собой.

Блез Паскаль

Блез Паскаль

Блез Паскаль

Красноречие - это живопись мысли.

Блез Паскаль

Блез Паскаль

Блез Паскаль

Лучшие книги те, о которых читатели думают, что они могли бы написать их сами.

Блез Паскаль

Блез Паскаль

Блез Паскаль

Почему люди следуют за большинством? Потому ли, что оно право? Нет, потому что оно сильно.

Блез Паскаль

Блез Паскаль

Блез Паскаль

Блез Паскаль

Блез Паскаль

Случайные открытия совершают только подготовленные умы.

Блез Паскаль

Блез Паскаль

Суть человеческого естества - в движении. Полный покой означает смерть.

Блез Паскаль

Счастье ни в нас, ни вне нас. Счастье в Боге, и именно в этой мере оно и в нас, и вне нас.

Блез Паскаль

У сердца есть причины, которые разуму не понять.

Блез Паскаль

Блез Паскаль

Блез Паскаль

Блез Паскаль

Блез Паскаль

Чем человек умнее и добрее, тем больше он замечает добра в людях.

Блез Паскаль

Всё наше достоинство в том, что мы способны мыслить. Будем же стараться мыслить правильно: в этом основа морали.

Величайшее счастье, доступное человеку - любовь, - должно служить источником всего возвышенного и благородного.

Великие люди не висят в воздухе, не оторваны от всего человечества - нет, они больше нас лишь потому, что на голову выше, но их ноги на том же уровне, что и наши, они попирают ту же землю.

Величие человека так несомненно, что подтверждается даже его ничтожеством. Ибо ничтожеством мы именуем в человеке то, что в животных считается естеством.

В наши времена, когда истина скрыта столькими покровами, а обман так прочно укоренился, распознать истину может лишь тот, кто горячо её любит.

В природе всё так тесно связано между собой, что нельзя познать одного, не изучив другого. Нельзя познать части, не познав целого. А целое бесконечно.

Всё, что одни могли сказать для доказательства человеческого величия, для других послужило только аргументом для доказательства человеческого ничтожества.

Всякое рассуждение сводится к уступке чувству.

Всякий раз мы смотрим на вещи не только с другой стороны, но и другими глазами - поэтому считаем, что они переменились.

Воображение дарует своим любимцам такое полное и глубокое довольство, какое никогда не испытать питомцам разума.

Горе людям, не знающим смысла своей жизни.

Гордыня перевешивает в душе человека сознание собственных несовершенств.

Для человека всё сущее в нём самом, ибо, когда он умирает, для него умирает и всё сущее. Поэтому каждый думает, что для всех он тоже всё.

Доводить благочестие до суеверия - это подрывать его.

Добродетель человека измеряется не необыкновенными усилиями, а его ежедневным поведением.

Доводы, до которых человек додумывается сам, обычно убеждают его больше, нежели те, которые пришли в голову другим.

Из того, что возможно насилием подчинить людей справедливости, вовсе не следует, что было бы справедливо подчинять людей насилием.

Излишнее послушание - это такой же естественный и гибельный порок, как и недоверчивость.

Иные наши пороки - только отростки других, главных. Они отпадут, как древесные ветки, едва вы срубите ствол.

Иначе расставленные слова обретают другой смысл, иначе расставленные мысли производят другое впечатление.

Из-за людского сумасбродства самое неразумное подчас становится разумным.

Искоренять злодейство, убивая злодеев - это значит умножать их число.

Истинное красноречие не нуждается в науке красноречия, как истинная нравственность не нуждается в науке о нравственности.

Когда человек пытается довести свои добродетели до крайних пределов, его начинают обступать пороки.

Красноречие - это искусство говорить так, чтобы те, к кому мы обращаемся, слушали не только без труда, но и с удовольствием.

Кто докапывается до корней обычая, тот его уничтожает.

Кто не видит суеты мира - тот суетен сам.

Кто не любит истину, тот отворачивается от нее под предлогом, что она оспорима.

Красноречие - это живописное изображение мысли.

Люди ищут удовольствия, бросаясь из стороны в сторону только потому, что чувствуют пустоту своей жизни, но не чувствуют ещё пустоты той новой потехи, которая их притягивает.

Любопытство - то же тщеславие. Чаще всего желают знать только для того, чтобы об этом говорить.

Люди делятся на праведников, которые считают себя грешниками, и грешников, которые считают себя праведниками.

Люди следуют стародавним законам и взглядам не по тому, что они здравы, а потому, что они общеприняты и не дают прорасти семенам раздора.

Люди почти всегда склонны верить не тому, что доказуемо, а что им больше по вкусу.

Можно истинно любить только Бога, и законно ненавидеть только себя.

Мысль меняется в зависимости от слов, которые её выражают. Не мысли придают словам достоинство, а слова мыслям.

Мы часто утешаемся пустяками, ибо пустяки нас и огорчают.

Мы бываем счастливы, только чувствуя, что нас уважают.

Мы должны благодарить тех, которые указывают нам наши недостатки.

Наделённый разумом и страстями человек постоянно воюет сам с собой, ибо примиряется с разумом, только когда борется со страстями, и наоборот. Поэтому он всегда страдает, всегда раздираем противоречиями.

Натура - наша самая первая привычка, меж тем как привычка - наша вторая натура.

Нет несчастья хуже того, когда человек начинает бояться истины, чтобы она не показала ему, как он дурён.

Не следует удивляться упорству нашего сердца в поисках нового счастья. Так как мир даёт нам лишь ложное счастье, оно всегда оставляет в душе пустоту, и душе всегда остаётся чего-либо желать.

Ничто так не согласно с разумом, как его недоверие себе.

Одинаково непостижимы положения, что есть Бог и что нет Его, что есть душа в теле и что нет у нас души, что мир сотворён и что он не сотворён.

Отдельный человек - не необходимое в природе существо.

Общественное мнение - порождение силы.

Обычай правомочен по той простой причине, что общепринят, - в этом смысл его таинственной власти.

Понятие справедливости так же подвержено моде, как женские украшения.

Править хотят все, но способны на это немногие.

Предвидеть - значит управлять.

Позорно лишь не чувствовать своего позора.

Прошлое и настоящее - наши средства, только будущее - наша цель.

Познаем самих себя: пусть при этом мы не постигнем истины, зато наведём порядок в собственной жизни, а это для нас самое насущное дело.

Речи о смирении полны гордыни у гордецов и смирения у смиренных.

Самые приятные люди - это праведники, считающие себя грешниками. Самые неприятные - это грешники, считающие себя праведниками.

Сердце имеет доводы, которые не знает разум.

Справедливо подчиняться справедливости. Нельзя не подчиняться силе.

Следует привыкать извлекать пользу из зла: оно так обычно, в то время как добро столь редко.

Сила правит миром, а не мысль, но мысль пользуется силой.

Счастье - побудительный мотив любых поступков любого человека, даже того, кто собирается повеситься.

Споры вокруг какого-нибудь положения не означают его ошибочности, равно как всеобщее согласие - его правильности.

Силой и угрозой водворяют в сердце человека не веру, а ужас.

Совесть лучшая нравоучительная книга из всех, которыми мы обладаем; в неё следует чаще всего заглядывать.

Сомневаться в Боге - значит верить в Него.

Существует достаточно света для тех, кто хочет видеть, и достаточно мрака для тех, кто не хочет.

Своекорыстие послужило основой и материалом для превосходнейших правил общежития, нравственности, справедливости, но так и осталось гнусной основой человека.

Само самой понятное и очевидное не следует определять: определение лишь затемнит его.

Сила, а не общественное мнение правит миром, но мнение использует силу.

Случайные открытия делают только подготовленные умы.

Тот кто положит свою жизнь в духовном совершенствовании, не может быть недоволен, потому что то, что он желает, всегда в его власти.

Течение времени уносит всё, чем мы обладаем.

Уверенность, что мы достойны любви ближних, - заблуждение, желание добиться её - несправедливость.

Удовольствие - та единственная монета, ради которой мы готовы на всё.

Хотите, чтобы о вас хорошо говорили, - не говорите о себе хорошего.

Хотите, чтобы люди поверили в ваши добродетели? Не хвалитесь ими.

Человек чувствует, как тщетны доступные ему удовольствия, но не понимает, как суетны чаемые. В этом причина людского непостоянства.

Человека иногда больше исправляет вид зла, чем пример добра.

Человек сотворен, чтобы думать.

Чем умнее человек, тем более он находит оригинальных людей.

Чрезмерные качества враждебны нам и неощутимы. Мы их уже не чувствуем, мы их терпим.

Что постепенно совершенствуется, то столь же постепенно клонится к гибели, что было слабым, то никогда не станет поистине сильным.

Чтобы украсить воображаемыми добродетелями наш воображаемый образ, мы готовы отнять подлинные добродетели от нас подлинных.

Блез Паскаль

Великий и парадоксальный, ученый и философ, богослов и литератор Блёз Паскаль. Его имя знают все, начиная со школьной скамьи. Но, набрав в поисковике «Паскаль», найдешь лишь статьи по одноименному языку программирования, и ничего – о его философии.

В лучшем случае – очерк жизни гения. Чтобы узнать о философии Блёза Паскаля, надо набрать больше, чем одно слово. За неполные четыреста лет со дня рождения (девятнадцатого июня 1623 г.) появилось целое направление – паскалеведение.

Написаны тысячи исследований, статей, книг: о его жизни, научных трудах, теологии, философии. Во Франции он - фигура легендарная, каждое его слово - на вес золота.

А его наследники в философии - экзистенциалисты, начиная от Кьеркегора, Шопенгауэра и Ницше, кончая Бергсоном, Сартром, Камю, Бартом, Тиллихом и многими другими. Жаль, что сегодня мало кто читает философские и богословские труды вообще, в том числе и Блёза Паскаля, блестящие по языку, остроумию, четкости аргументации и искрометности мысли.

В них много от его математического дара, привычки оттачивать каждое определение, в котором все должно быть прозрачным, ясным, простым и афористичным. Паскаль – реформатор языка, от которого берет отсчет современный французский, подобно тому, как в России современный русский язык начинается с Александра Сергеевича.

Монтень и Рабле принадлежат еще средневековой культуре, где латынь занимает слишком много места. Паскаль – уже новый век, новое время, новый язык, на котором он начинает писать философско-художественную прозу и сатирические письма. Трагический гений Паскаля разделил две эпохи – Возрождение и Просвещение, похоронив одну и став жертвой другой.

Выиграв битву с иезуитами, он проиграл общее сражение - против рационализма. Философия сердца уступила место философии разума. В XVIII веке слушали уже не Паскаля, а его врагов. Таков печальный итог его жизни и XVII века.

И хотя иезуиты так и не смогли оправиться от ударов, нанесенных «Письмами к провинциалу», но их последователями стали многочисленные «порядочные люди», которые сильно поднаторели в умении выкручиваться и оправдывать любые свои прегрешения здравым смыслом.

Пыл страстного, дерзкого и бескомпромиссного Блёза Паскаля в защиту отжившей ригористической морали Августина был пылом бунтаря-одиночки, который, сломя голову, ринулся защищать «своих». Но, нанеся удар по Ордену иезуитов, он гораздо сильнее, чем хотел, затронул церковные устои.

Хотел очистить церковь от формализма, догматизма, распущенности священников и ханжества, а получилось - дал в руки критиков мощнейшее оружие, которым с тех пор пользуются все СМИ, начиная от Вольтера и кончая современными антиклерикалами. Паскаль первым использовал в борьбе силу общественного мнения, которым с тех пор научились манипулировать не только во благо.

Все в Блёзе Паскале парадоксально: его недолгая жизнь, разделенная на две неравных части религиозными озарениями и обращениями; его философия, построенная на парадоксах; его личная мораль, жестокая не только по отношению к себе, но и своим близким; его наука, за великие заслуги перед которой он не получил ни одного официального звания; его монашество, так и не принявшее официального статуса. Он был совершенно независимым и свободным человеком, имевшим право сказать:

«Я не боюсь вас…От мира я ничего не ожидаю, ничего не опасаюсь, ничего не желаю; я не нуждаюсь, по милости Божьей, ни в богатстве, ни в личной власти… Вы можете затронуть Пор-Рояль, но не меня. Можно выжить людей из Сорбонны, но меня нельзя выжить из самого себя. Вы можете использовать насилие против священников и докторов, но не против меня, ибо я не имею этих званий».

Он признавал одного Судью - Того, Кто над миром и в этом – вся его философия. Блёз Паскаль не любил Декарта, хотя был с ним знаком и ценил его математический ум. Не любил, потому что тот делал ставку на разум и не проиграл, вырастив целую плеяду тех, кто вслед за Декартом повторял: «Я мыслю, следовательно, существую».

Паскаль делал ставку на сердце и Бога, утверждая, что разум также ненадежен, как и чувства. Человека невозможно убедить только доводами разума, он гораздо легче поддается внушению, а разуму ничего не стоит обмануть человека, если он сам готов обманываться.

Известно «пари» Паскаля, основанное на теории вероятности, у истоков которой он стоял: «Если ваша религия есть ложь, вы ничем не рискуете, считая ее истинной; если она истинна, вы рискуете всем, считая ее ложной»

Против этого аргумента собственно и ополчилась вся просвещённая конница в лице Вольтера, Д’Аламбера, Дидро, Гольбаха, Ламетри и иже с ними. Эпоха Просвещения стала первой, окончательно разорвавшей связь науки и религии, оплевав не только Паскаля, но и всех, из кого она выросла.

Паскаль не был сторонником панлогизма, как Декарт или Спиноза, и не считал, что все можно решить просвещением и разумом. Человек гораздо сложнее. В нем в равной степени присутствуют добро и зло, хорошее и плохое, разум и сердце. И у каждого из них - своя логика, правда и свои законы. Невозможно заставить сердце приводить разуму свои доводы, потому что они живет в разных мирах и действуют в разных логиках.

Из всего плотского, вместе взятого, не выдавить ни единой самомалейшей мыслишки: это невозможно, они - явления разных категорий. Из всего плотского и всего разумного не извлечь ни единого порыва милосердия: это невозможно, милосердие - явление другой категории, оно сверхъестественно.

Иные люди способны восхищаться только плотским величием, как будто не существует величия разума, а другие - только величием разума, как будто не существует неизмеримо более высокого величия мудрости!

…Как правило все дело в том, что неспособные понять связь двух противоречащих друг другу истин и убежденные, что вера в одну из них исключает веру в другую, они прилепляются к одной и исключают другую…Меж тем в этом исключении одной из истин как раз и кроется причина их ереси, а в неведении, что мы привержены обеим истинам, - причина их возражений ("Мысли").

Блёз Паскаль имел право так считать, он выстрадал свою веру и свою философию. Он стоял у истоков научной революции и первые тридцать лет бескорыстно, безоглядно, со всей страстью своей впечатлительной души служил только науке и разуму. В четыре года - он уже читает и пишет,

В девять - открывает теорию звука, в одиннадцать - самостоятельно доказывает теорему Евклида о равенстве углов в прямоугольном треугольнике, в двенадцать – участвует в дискуссиях с прославленными математиками Ферма и Декартом, в шестнадцать – публикует первый математический трактат, в девятнадцать - изобретает арифмометр.

Потом – гидростатика, гидравлический пресс, тачка, альтметр, теория вероятностей и теория игр, решение задач о циклоиде, вплотную подводящее к интегральным и дифференциальным уравнениям и это еще не все. Отдав большую часть жизни и, без того слабое, здоровье, он узнал на своем опыте, что такое наука, слава, успех и какова их цена.

В семнадцать лет от переутомления и умственного напряжения у Блёза Паскаля стала развиваться нервная болезнь: он едва мог ходить, есть ничего не мог, только пил теплую жидкость и то – по каплям. В 37 выглядел уже стариком и умер в тридцать девять – от старости и еще кучи хворей и болезней:

Рака мозга и кишечного тракта, постоянных обмороков, страшных головных болей, паралича ног, судорог горла, потери памяти и бессонницы. Его переутомляла даже короткая беседа. Вскрытие мозга после смерти гениального Блёза Паскаля обнаружило одну из извилин, полную гноя и запекшейся крови.

«ЧЕЛОВЕК - МЫСЛЯЩИЙ ТРОСТНИК» (ПАСКАЛЬ)

Блез Паскаль родился в 1623 году в городе Клермон (Франция) в семье судейского дворянина (дворянство было не родовым, а купленным отцом будущего философа за некоторую сумму денег). Отец Паскаля был одним из сорока богатейших клермонцев, увлекался математикой и даже внес вклад в развитие этой науки. Мать Паскаля тяжело болела - и умерла, когда мальчику было всего около трех лет. Отец взял на себя воспитание сына - и старался как мог развивать его уже в раннем возрасте проявившиеся таланты. Паскаль-сын был не по возрасту умен, часто обращался к отцу с различными вопросами и требовал серьезных, обстоятельных ответов. Помимо этого, юный мыслитель обладал феноменальной памятью. Однако здоровье Паскаля оставалось слабым, он часто болел.

В десять лет он написал свой первый трактат «О звуках», в тринадцать лет получил свободный доступ в философский кружок известного в те времена мыслителя Мерсенна, в шестнадцать же написал трактат «Опыт о конических сечениях», принесший ему известность среди ученых-современников.

Какое-то время Паскаль находился под влиянием религиозной секты янсенистов, в которую вступил по рекомендации своего отца в двадцатитрехлетнем возрасте. Характерным для этой секты было осуждение трех пороков человека: гордыни, любознательности и чувственности. Однако и эти три постулата впоследствии переосмыслены Паскалем и подвергнуты критике. Так, он считал, что любопытство, понимаемое как стремление к новым знаниям, вовсе не является пороком: напротив, даже похвально и вполне достойно добропорядочного субъекта.

Вскоре Паскаля постигло несчастье: из-за своей эмоциональности и сильных переживаний он получил паралич и не мог ходить. Однако сила воли и жажда знаний заставили философа работать над собой, и спустя некоторое время он мог самостоятельно передвигаться. Умер мыслитель в 1662 году.

Основное философское произведение Блеза Паскаля носит название «Мысли» и представляет собой собрание коротких заметок и афоризмов, в которых он выразил свое отношение к природе и сущности человека. Однако этот знаменитый труд был издан только спустя несколько десятилетий после смерти автора, так как власть ранее вынесла приговор осуждения предыдущей книге Паскаля, направленной против иезуитов. Книга была публично сожжена, и это негативно отразилось на восприятии творчества Паскаля современниками. Этот факт позволил Ницше в середине XIX века писать о том, как христианство порой было жестоко по отношению к гениальным людям.

Для философии Паскаля наиболее характерным мотивом является стремление поставить в центр человека. Его чрезвычайно занимает вопрос, как мы можем получать истинное знание об окружающей нас реальности и о самих себе. Ответом на этот вопрос он считает особую возможность познания, а именно - так называемую «интуицию сердца». Именно сердце, как считает Паскаль, чувствует первичные аксиомы и термины, при помощи которых существует знание.

Интуиция сердца обладает способностью выводить человека за пределы ограниченного мира обыденности, даже за пределы его разума, проблематичного и склонного к ошибкам. У сердца свои законы, считает философ, и они не совпадают с законами разума. Этот новый вид чувственной интуиции есть исходный пункт размышления, на который следует опираться каждому, кто стремится мыслить и искать истину.

Помимо интуиции сердца, для Паскаля, как человека и как философа, очень важной является эмоциональная жизнь, которая, как он считает, дает истинное знание и истинное переживание происходящего.

Здесь, в сфере размышлений, касающейся человека и его сущности, перед Паскалем встает проблема бесконечности. Бесконечное для него - это то, что не в состоянии преодолеть человеческий рассудок, то, перед чем индивид пасует, находится в состоянии растерянности и страха. И только при помощи сердца и интуиции сердца мы можем осмыслить бесконечное, проникнуть в него взором, смириться с ним. Проявлением бесконечности в реальности для Паскаля является природа во всем ее многообразии. Поэтому изучение природы и своеобразное вчувствование в нее - это важный и существенный шаг на пути познания бесконечности.

Другой стороной бесконечности является та сложность, с которой устроен каждый живой организм, каждое существо и особенно человек. Как считает Паскаль, в каждом субъекте ведут войну разум и чувства. Разум считает, что только он способен познавать истину и открывать своему обладателю - человеку - тайные стороны реальности. Однако и чувства считают аналогично, стремясь дать истинное знание из собственного опыта. На самом же деле, они не должны конфликтовать между собой, так как знание, даруемое ими, взаимодополняемо и не является полным, существуя одно без другого. Взятые же по отдельности данные чувств и разума легко могут обмануть человека, оставить его в заблуждении.

Но даже то знание, которое возникает в результате соединения данных разума и информации, получаемой чувствами, не является безусловно истинным. Это происходит потому, что окружающий нас мир бесконечен и многообразен, а человек по сравнению с ним ничтожен, подобен крохотной песчинке на берегу океана. Паскаль называет его в своей книге «мыслящим тростником», имея в виду под этими словами хрупкость человеческого существа, колышемого ветром истории. Однако несмотря на свою хрупкость, человек наделен сознанием и стремлением к истине. Его постоянный интерес к происходящему вокруг позволяет хрупкому существу выживать в суровых природных условиях и не только сохранять жизнь, но и побеждать природу, становиться ее господином и повелителем.

Поэтому при всей своей ничтожности человек в то же время велик и могуществен. Он не может знать всего, но стремится к знанию, он не может пересилить стихию, но при помощи созданных своим гением приспособлений он преодолевает ее. Величие человека состоит также в том, что в основе его стремлений всегда лежат добро, красота и любовь. Ни одному другому существу на земле не дано понимание этих трех понятий. Поэтому только человек способен воплотить в жизнь множество прекрасных проектов, изменить мир и самого себя к лучшему.

Только человек может отрешиться от самолюбия и нести любовь другим людям и живым существам. Способность к любви, как считает Паскаль, является самой важной из человеческих способностей. Именно посредством любви мы можем жить и выживать, только через нее мы порождаем новые поколения и создаем произведения искусства, которыми будут восторгаться потомки спустя сотни лет. Только любящий индивид может разглядеть красоту в некрасивом, только любящий может творить добро без корысти и тайного умысла. Именно поэтому добродетель настоящей личности для Паскаля - это ненависть к себе как ничтожному существу и уважение себя как творящего добро, создающего красоту и дарящего любовь.

* * *
Известно, что философ Паскаль был очень впечатлительным человеком, который мог после какого-нибудь события, заставившего его пережить эмоциональное потрясение, по нескольку дней пребывать в состоянии ступора, не видя ничего вокруг и не обращая внимания на людей и происходящее.

...........................................................

Блез Паскаль Стрельцова Галина Яковлевна

3. «У сердца свои законы, которых разум не знает»

Наиболее интересен здесь паскалевский анализ себялюбия (amour-propre), его происхождения и почти «катастрофических» последствий для самого человека и всех его отношений с другими людьми. Паскаль считает себялюбие «глубинным основанием», «корнем» очень многих недостатков и пороков людей. Любовь к самому себе, к своему Я естественна для человека и гнездится в глубине его «сердца». К. Маркс называл себялюбие «древнейшей формой любви» (2, 151). Любовь, согласно Паскалю, всегда почитает, уважает и возвышает предмет своей любви. Но что происходит, когда человек возвышает самого себя? Он хочет быть великим, счастливым, совершенным, любимым и уважаемым другими людьми, а видит себя жалким, несчастным, несовершенным. Увы, он сам понимает, что заслуживает лишь презрения и даже отвращения со стороны людей. «Это затруднение порождает в нем самую несправедливую и преступную страсть, какую только можно себе представить, а именно смертельную ненависть к этой истине, которая изобличает его недостатки» (14, 636, фр. 978).

Человек очень хотел бы уничтожить, стереть с лица земли эту истину, но не в силах этого сделать - он вынужден довольствоваться ее уничтожением в своем сознании и сознании других людей. Он хотел бы забыть о ней и начинает ненавидеть всякого, кто напоминает ему об этой неприятной правде. «Конечно, плохо быть полным недостатков, но значительно хуже быть полным ими и не желать признавать их, поскольку к ним добавляется еще и недостаток добровольной иллюзии» (там же, 636, фр. 978). Сами-то мы не любим, когда другие нас обманывают и требуют к себе уважения большего, чем они заслуживают. Поэтому несправедливо и нам обманывать их и ожидать от них уважения большего, чем мы того заслуживаем. Несправедливо с нашей стороны сердиться и обижаться на тех людей, которые раскрывают нам глаза на наши собственные недостатки и пороки, ибо не они, а мы сами виновны и ответственны за них. Напротив, мы должны любить их за то добро, которое они делают для нас, помогая нам избавиться от великого зла - неведения и незнания наших несовершенств. Нельзя обижаться на них и за то презрение, которое они испытывают по отношению к нам, ибо мы его вполне заслужили своими пороками. Вот какие мысли и чувства, говорит Паскаль, должны были бы родиться в сердце, полном правды и справедливости.

Но поразительная испорченность природы человека приводит к прямо противоположному результату, и вместо того, чтобы ненавидеть свои пороки и самого себя за них, он начинает ненавидеть истину и правду о себе. Есть различные уровни и степени подобного рода ненависти, говорит Паскаль, но в какой-то мере она присуща всем, ибо «неотделима от себялюбия». Правда о наших пороках есть слишком «горькое лекарство» для нас, и мы стараемся принимать его в минимальных дозах и вперемежку с лестью и похвалами, которые расточают нам наши «доброжелатели», желающие «подсластить пилюлю». Тем не менее мы проглатываем микроскопические порции этого лекарства с отвращением и тайной досадой на тех, кто нам его предлагает.

Люди, которые вынуждены общаться с нами и которые хотят заслужить наши симпатии, начинают рассматривать нас согласно нашим желаниям: «Мы ненавидим истину - от нас ее скрывают, мы любим лесть - нам льстят, мы любим быть обманутыми - нас обманывают» (там же, 637, фр. 978). Иной государь становится посмешищем всей Европы, говорит Паскаль, и только он один об этом не знает, потому что придворные не скажут ему правды, дабы не навлечь на себя его гнева и не причинить ущерба своим интересам. Так вся жизнь людей превращается в «вечную иллюзию», а их общение - во «взаимный обман». «Никто в нашем присутствии не говорит о нас так же, как в наше отсутствие… - сетует он, - и в мире осталось бы немного друзей, если бы каждый из них знал то, что его друг говорит о нем, когда его нет рядом, хотя именно тогда он говорит искренне и без предвзятости» (там же, 637, фр. 978). Как нерассудительно и несправедливо сердце человеческое! - восклицает Паскаль в ходе этого грустного размышления и заключает: «У сердца свои законы, которых разум не знает» (там же, 552, фр. 423).

Как бы подхватывая мысль Паскаля, Кант в своей работе «Об изначально злом в человеческой природе» (1792) тоже говорит об «извращенности и коварстве человеческого сердца»: «Эта нечестность - самому себе пускать пыль в глаза, мешающая утверждению в нас подлинно морального образа мыслей, превращается внешне в лицемерие и в одурачивание других. Если это и нельзя называть злостностью, то оно по меньшей мере заслуживает названия низости и кроется в том злом [начале] человеческой природы, которое… составляет тронутое гнилью место нашего рода и, пока мы не избавимся от него, будет препятствовать развитию зачатков доброго, которое при других условиях могло бы произойти» (39, 4, ч. 2, 41). Говоря далее о себялюбии как принципе наших моральных максим, Кант считает его «источником всего злого».

Важно отметить то обстоятельство, что Паскаль возлагает ответственность за это зло не на естественную материальную природу, не на метафизическую неизменную сущность человека, но на его волю (сердце и есть воля), которая делает объектом своей высшей любви несовершенного и ограниченного человека. Именно духовное начало в нем является источником и «величия» и «ничтожества» человека. В конце концов мифическая первоначальная «природа» ничего не определяет в нравственном отношении, и потому она не добра и не зла сама по себе. Она лишь средство в руках человека: все зависит от того, что он сумеет сделать из своей «природы». «Привычка есть вторая природа, - говорит Паскаль, - которая разрушает первую. Но что такое природа? Почему привычка не является естественной? Я очень боюсь, что эта природа сама есть только первая привычка…» (14, 514, фр. 126). Благодаря внешней привычке можно научиться внутренней добродетели. Таким образом, у Паскаля нет первоначальной и неизменной «природы» человека, которая бы фатально обусловливала всю его последующую жизнь. Категории добра и зла характеризуют то или иное нравственное состояние человека, возникшее уже в результате обработки «природы», и потому человек ответствен за то добро или зло, которое он несет в мир. В этом своем решении Паскаль противостоит как тем, которые считали «природного человека» злым (например, Т. Гоббсу, видевшему в «злой природе» людей источник войны всех против всех), так и тем, которые считали его добрым (скажем, Ж. Ж. Руссо, усматривавшему в «доброй природе» источник солидарности и равенства между людьми). Впоследствии Гегель также обратил внимание на нравственную нейтральность естественного состояния человека и связал добро и зло с волей, ответственной за то или другое, что он называл «виновностью», или «вменяемостью» (см. 31, 2 , 259–260).

Вера Паскаля в возможность изменения «природы», ее улучшения посредством воспитания и культуры встретила живое понимание Гельвеция, глубоко убежденного во всемогуществе воспитания. «Своеобразие характера каждого человека есть (как замечает Паскаль) продукт его первых привычек», - читаем в произведении Гельвеция «О человеке» (32, 2 , 181).

В себялюбии Паскаль видел настоящий «камень преткновения» на пути нравственного совершенствования человека. Оно не только заставляет его сознательно закрывать глаза на свои недостатки, но и мешает ему их разглядеть, являясь как бы невидимой и вместе с тем основательной их завесой. Благодаря себялюбию люди более склонны фиксировать внимание на своем «величии», чем на «ничтожестве». Тогда они впадают в гордость и тщеславие и, не ведая своих слабостей, начинают мнить себя всезнающими и всемогущими, на деле оказываясь в плену у собственных пороков.

Для «профилактики» этого «нравственного загнивания» Паскаль предлагает весьма радикальное средство - ненависть к нашему собственному Я, источнику себялюбия: «Истинная и единственная добродетель состоит в том, чтобы ненавидеть себя…» (14, 581, фр. 564). «Кто не способен ненавидеть свое Я, а также инстинкт, побуждающий его делать из себя бога, тот находится в крайнем ослеплении. Даже тот, кто совсем ничего не видит, не столь далек от истины и справедливости, как он!» (там же, 586, фр. 617). Дурно «обожествлять» себя с нравственной точки зрения, ибо нравственный идеал, так сказать «высокое небо нравственности», надо искать не в себе, а в другом существе, поистине достойном нашей самоотверженной любви. Но это идеальное и совершенное существо может быть только богом. Отсюда «мы должны любить только бога и ненавидеть только себя» (там же, 546. фр. 373).

Дурно «обожествлять» себя и с социальной точки зрения, потому что и другие могут делать то же самое, что неминуемо обернулось бы бесконечными конфликтами между людьми, ибо никто не потерпел бы других «над собой», но каждый захотел бы встать выше всех. Лучше любить других людей, говорит Паскаль, поскольку они есть «образ божий» (см. там же, 623, фр. 931). Вспомним и о том, что Паскаль признает «величие» каждого человека и его способность к добру, которые также надо любить. Таким образом, формула «надо ненавидеть себя» относится не к человеку вообще, а только к его «ничтожеству».

Сколько упреков, нареканий и прямых обвинений получил Паскаль за эту свою нравственную максиму! Чего в ней только не видели: человеконенавистничество, уничижение человека, христианский аскетизм и т. д. Но здесь реальная нравственная проблема: о вреде эгоизма и «заслонах» против него. Паскаль выдвигает свою формулу во имя нравственного идеала и нравственно совершенной личности, которая в беспощадной требовательности к себе усматривает источник нравственной неуспокоенности и морального роста. В ясном сознании своих недостатков человек, согласно Паскалю, обретает истинное нравственное величие.

Ф. Достоевский и Л. Толстой высоко ценили эту максиму Паскаля. Но французские просветители, особенно Вольтер, резко выступили против нее, противопоставив ей концепцию «разумного эгоизма». Если Паскаль указывает на вред себялюбия, считая его источником беспорядка в обществе, то Вольтер говорит о его необходимости и полезности: «На нем покоится весь порядок. Невозможно, чтобы общество сформировалось и существовало без себялюбия, как невозможно создавать детей без вожделения и думать о пропитании без аппетита. Именно любовь к нам самим присутствует в нашей любви к другим; именно через наши многочисленные нужды мы полезны роду человеческому; это - основа всякой коммерции; в этом состоит вечная связь между людьми… Именно себялюбие, данное каждому живому существу от природы, научило его уважать себялюбие других. Закон направляет это себялюбие, а религия его совершенствует», - пишет Вольтер в своем «Анти-Паскале» (100, 22 , 37).

Далее он апеллирует к богу, давшему людям этот «инстинкт», который они должны использовать по назначению. Бог мог бы его и не давать - вот тогда мы бы все делали только из милосердия и любви к другим людям, совершенно не думая о самих себе. Так что следование логике себялюбия, согласно Вольтеру, есть исполнение повеления божия.

Поразительно легко и просто разрешает Вольтер труднейшую для Паскаля проблему «единственной точки зрения» в области нравственности. «Порт ориентирует тех, которые находятся на корабле, но где эта точка в нравственности?» - вздыхая спрашивает Паскаль, а Вольтер ему отвечает: «В той единственной максиме, бытующей у всех народов: „Не делайте того другому, чего не хотели бы, чтобы делали вам“» (там же, 50). Здесь Вольтер приводит одну из формулировок так называемого «золотого правила» нравственности, известного уже Конфуцию и Фалесу (VI в. до н. э.) и привлекавшего внимание многих философов в последующие времена (Сенека, Эпиктет, Августин, Гоббс, Локк, Лейбниц, Кант и др.). Но все дело в том, что так легко, как представлялось Вольтеру в полемике с Паскалем, не разрешается поставленная последним проблема, а «золотое правило» - оно безусловно было известно и Паскалю - при теоретическом его обосновании и конкретном практическом применении встречает ряд трудностей: например, оно не устраняет эгоистической подоплеки человеческого поведения, на что указывали Кант и Шопенгауэр (см. подробнее 35).

Но острота поставленной Паскалем проблемы не снимается каким-то частным и односторонним ее решением и не сводится лишь к отысканию какого-то универсального принципа нравственности, ибо он обращает внимание на разные стороны «нравственного порядка». Во-первых, он ставит вопрос о специфике этого последнего в отличие от физического порядка тел и интеллектуального порядка «духовных существ», т. е. людей. Как из всех тел в природе, вместе взятых, нельзя вывести «самой маленькой мысли», так из всех тел и умов, вместе взятых, нельзя получить «истинного милосердия» (см. 14, 540, фр. 308) или крупицы любви, этих высших ценностей «нравственного порядка». В самом деле, говорит Паскаль, не доказывают же разумом причин и оснований любви, что было бы нелепо и смешно. Какой контраст с его юношеской идеей о том, что разум представляет собой «глаза любви»! И не только с ней, но и с его требованием «хорошо мыслить» как «основой морали».

Во-вторых, в связи с этим Паскаль указывает на проблему источника нравственного достоинства личности и выступает против этического рационализма, кредо которого выразил Декарт в своем «Рассуждении о методе»: «Поскольку наша воля склонна чему-либо следовать или чего-либо избегать только в силу того, что наше разумение представляет ей это хорошим или дурным, то достаточно правильно судить, чтобы хорошо поступать, и судить возможно правильнее, чтобы и поступать также наилучшим образом, то есть чтобы обрести все добродетели, а вместе с тем и все другие доступные нам блага» (36, 279). Удивительна эта совершенно сократовская вера Декарта в тождество знания и добродетели! Ведь еще в античности стоики заметили противоречие между тем и другим по принципу: «Вижу и одобряю лучшее, а следую худшему». Иезуиты являли для Паскаля пример подчас вопиющего противоречия между знанием, эрудицией, образованностью и добродетелью. Паскаль правильно считает, что знания еще недостаточно для определения нравственного достоинства личности.

Поскольку сам разум, согласно Паскалю, подвержен всяким влияниям (чувств, страстей, воображения, корыстных интересов и т. д.), постольку он не может быть «высшим судьей» и представляет в нравственном отношении нечто нейтральное, следующее велениям злого или доброго «сердца» человека. Значит, источником «нравственного порядка» (как и безнравственного поведения) может быть доброе или злое «сердце» как первичная и более мощная по сравнению с разумом чувственная природа в человеке. Кроме того, верить во всесилие разума могут только те, полагает Паскаль, кто недооценивает силу страстей, но эти последние «всегда живы даже в тех, кто стремится от них отречься» (там же, 549, фр. 410). Внутренняя борьба между разумом и страстями составляет драматизм всей человеческой жизни и происходит с переменным успехом, лишь иногда уступая место их гармонии. Так что не всегда «ум с сердцем не в ладу».

Связывая источник нравственности с «сердцем» человека, Паскаль хочет утвердить искренность, неподдельность и непосредственность добродетели на уровне нравственного чувства, которое не умеет лицемерить и хитрить, подобно разуму. Правильно подчеркивая важную роль нравственных чувств и интуиции в моральной жизни людей, Паскаль все-таки отводит и разуму свое место в нравственном воспитании: разум побуждает себялюбивое «сердце» обратить свой взор к «общему благу», но лишь неподкупный и полный истины разум.

В-третьих, Паскаль отмечает относительность нравственных норм, изменяющихся не только от эпохи к эпохе, но и от народа к народу и от государства к государству. «Кража, кровосмешение, убийство детей и отцов - все выступало под видом добродетельных поступков» (там же, 507, фр. 60). Он связывает различные нравы с законами разных эпох и государств, но не может указать их источника.

Наконец, Паскаль озабочен проблемой нравственного идеала, т. е. нравственно совершенной личности. Он находит его в личности Иисуса Христа, главными нравственными качествами которого считает милосердие, служение людям и любовь к ним, готовность жертвовать собой ради других, способность к страданию. К другим ценным качествам Паскаль относит рассудительность, сознание своего долга, правдивость, верность, честность, скромность. Не видя возможности реализации этого идеала в том «зачумленном мире», в котором вращаются люди (по сути дела в светском обществе с его интригами, обманом и предательством), Паскаль снова возлагает все надежды на религию. Истинные христиане, следуя примеру Иисуса Христа, согласно Паскалю, образуют свою «республику», но она немногочисленна, ибо показная набожность в духе иезуитизма широко распространена в свете. Если в «Письмах к провинциалу» он часто апеллировал к разуму, чувствам, совести людей, то в «Мыслях» начинает преобладать религиозное обоснование морали: «нравственный порядок» он иногда называет «сверхприродным».

«У поэзии сердца законы жестоки…» У поэзии сердца законы жестоки: Целый век для нее не жалеешь горба, Жизнь свою для нее разлагаешь на строки. Госпожа – не батрачка она, не раба. Для нее ты ныряешь в глубины. И снова На поверхность тебя поднимает струя, Только если

«У любви свои законы…» У любви свои законы, И дворцы, и закрома, - Мы ещё едва знакомы, Но от счастья без ума! Каждый миг короткой встречи Убеждает вновь и вновь - Не взвалить ярмо на плечи, А принять душой любовь! В закоулках жизни блудной Не укрыться никуда. Мы с любовью

VIII-. Книги, в которых Гоголь писал свои сочинения. - Начатые повести. - Гоголь посещает Киев. - Аналогия между характером Гоголя и характером украинской песни. В письмах к г. Максимовичу Гоголь ненароком открывает местами, под какими впечатлениями и влияниями писал он

Что знает наука о мозге Несмотря на все достижения современной науки, человеческий мозг остается самым загадочным объектом. Шаг за шагом исследователи раскрывают его тайны. С помощью сложнейшей тонкой аппаратуры ученые Института мозга человека смогли «проникнуть» в

Кто знает мало - знает много Есть и другие, более «тонкие» сомнения. В литературе считается бесспорным, что писатель может хорошо написать лишь о том, что он знает хорошо и глубоко; чем лучше он знает «материал», чем глубже его личный опыт в этом плане, тем серьезней и

О ТОМ, ЧТО ЗАКОНЫ ЛУЧШЕ, ЧЕМ ПРИРОДНЫЕ УСЛОВИЯ, СЛУЖАТ УКРЕПЛЕНИЮ ДЕМОКРАТИЧЕСКОЙ РЕСПУБЛИКИ В СОЕДИНЕННЫХ ШТАТАХ, А НРАВЫ ЕЩЕ БОЛЕЕ ВАЖНЫ, ЧЕМ ЗАКОНЫ Все народы Америки имеют демократическое общественное устройство, - Однако демократическиеучреждения процветают

Засядько норму знает После Великой Отечественной войны нужен был министр угольной промышленности СССР. На примете у И.В.Сталина был директор одной украинской шахты - Александр Федорович Засядько. Его вызвали в Кремль.Во время беседы Сталин спросил, что будем пить? Вино?

5. Разум. В связи с этим стоит понятие Истины.Теоретически - истина - это сам объект, его структура, функции, качества. Практически - это модели объекта, от словесных описаний и математических формул до физических устройств, имитирующих оригинал. Истины создаются разумом,

РАЗУМ В современной науке оформилось понятие информации. Прежде, во времена Вернадского (не очень-то давние!), ученые оперировали главным образом энергетическими показателями, говоря о материальных процессах. Теперь дополнительно учитывается информация. Появилась

О том, чего не знает зритель Сценарий фильма «Почтовый роман» попал мне в руки чудом. Чудом потому, что мой режиссерский опыт был еще весьма невелик, а если точнее - то никакой: мною была поставлена всего одна картина «Цыган», пусть и прошедшая у зрителя на ура… Так что не

Глава VII. Перехватчики У треугольного крыла свои «но». «Как я полечу на «треугольничках»? Парад 24 июня 1956 года в Тушине. «На суховской «балалайке» можно играть не хуже, чем на скрипке…». У серии свои трудности. «Сбей его, сбей!» Ох уж этот помпаж! Самолет с боковыми

ТОТ, КТО ЗНАЕТ Для христианских миссионеров опьяняющее и вызывающее видения действие этих грибов казалось делом рук дьявола. И они пытались всеми доступными средствами искоренить их употребление. Но это удавалось им лишь отчасти, поскольку индейцы вплоть до наших дней

Что знает или не знает Шерлок Холмс Прожив несколько недель на Бейкер-стрит, доктор Ватсон составил список того, что знает или не знает Шерлок Холмс.1. Знания в области литературы - никаких.2. Философии - никаких.3. Астрономии - никаких.4. Политики - слабые.5. Ботаники -

Блез Паска́ль (1623 - 1662) - принадлежит к уникальным личностям своего времени. В нем соединились математик и механик, физик и литератор, изобретатель и философ. Будучи глубоко религиозным человеком, в тридцать один год он пережил высокое божественное откровение, которое изменило всю его жизнь. Паскалю принадлежат слова: «Будем учиться хорошо мыслить – вот основной принцип морали». Лев Толстой писал о нем, как о человеке великого ума и великого сердца. Тургенев восхищался глубиной и величием его мысли, свободным, сильным и могучим языком. В этой статье автор рассказывает о понимании Паскалем сердца, как глубинного и первичного основания внутреннего мира человека, как высокого проводника ощущения бытия. Ученый приводит слова Паскаля о чистом сердце, в котором только и может «пробуждаться совершенная и истинная любовь» Он говорит, что «это последнее и абсолютное основание нашего бытия, приобретающее в личном опыте наивысшую достоверность по сравнению с наличной действительностью и доказательствами рассудка». Перечисляя различные ипостаси сердца, автор отводит ему роль органа духа, который соединяет человека с духовным планом. Говоря о современном состоянии мира, он оценивает его, как «игру на понижение», где высшее сводится к низшему, где нарушается один из основных законов – закон иерархии ценностей…

Борис Николаевич Тарасов

д. филол. н., профессор, заведующий кафедрой

зарубежной литературы

Литературного института имени А. М. Горького.

В христианском мировосприятии человеческое сердце рассматривается как средоточие всей телесной и духовной жизни человека, как главный орган и вместилище его желаний, чувствований и мыслей, волнений и страстей. Мы можем слышать и познавать сердцем, в котором соединяются все нравственные состояния человека - от сердца благодатного и боголюбивого до сердца лукавого и самолюбивого.

Такая философия сердца заключена в «Мыслях» Паскаля. По его убеждению, вся наша логика и все поступки обусловлены глубинным духовным чувствованием бытия и его осознанной или неосознанной оценкой, возникающей на основе этого чувствования. Все наши рассуждения вытекают из такого предубеждения и в конечном счете всегда уступают ему, как бы мы ни старались своим разумом освободиться от него: «у сердца свои доводы, которых совсем не знает разум». И это проявляется на каждом шагу, в различных жизненных ситуациях. Проявляется, как считает Паскаль, и в главном: человеческое сердце так же естественно любит себя и ожесточается против Бога, как, наоборот, любит Бога и ожесточается против себя. И не найти основания подобным чувствам, из пределов которых человек не может выйти ни в одном из своих поступков: «Вы отбросили одно и сохранили другое - разве с помощью разума вы любите?» Но именно из подобных чувств, как из невидимых подпочвенных зерен, замечает Паскаль, и возникает жизнепонимание и жизнедеятельность человека.

Только в чистом сердце, пишет Паскаль, пробуждается совершенная и истинная любовь - это последнее и абсолютное основание нашего бытия, приобретающее в личном опыте наивысшую достоверность по сравнению с наличной действительностью и доказательствами рассудка, самая мощная и неподвластная человеческим возможностям сверхприродная сила, собирающая воедино все калейдоскопические осколки нашей жизни. И бесконечное расстояние между телом и духом служит лишь слабым подобием несравненно большего расстояния между духом и любовью, которая выводит человека к новой преображенной реальности.

Есть люди, которые способны удивляться только плотскому величию, как будто духовного и вовсе не существовало; другие восхищаются лишь духовным величием, как будто не было бесконечно более высокого величия Премудрости.

Все тела, небесный свод, звезды, земля с ее царствами не стоят слабейшего из умов, ибо он познает все это и самого себя, а тела ничего не познают (здесь Декарт поставил бы точку. - Б. Т).

Все тела в совокупности, все умы вместе и все их произведения не стоят даже малейшего проявления любви. Это свойство бесконечно более высокого порядка.

И это сверхприродное событие происходит именно в сердце.

Достоевского сближает с Паскалем сходная логика в понимании подлинной иерархии и разной роли воли, сердца и ума в психологическом универсуме человека. Сердце представляется ими как самое глубинное и первичное основание внутреннего мира человека, корень его деятельных способностей, источник доброй и злой воли, чувства и энергии которого формируют общий духовный склад и жизнепонимание личности, незаметно и органично «нагибают» ее мысли к тем или иным идеям и теориям.

Подобно Паскалю, Достоевский обнаруживает ту же самую зависимость между основными силами в психологическом универсуме человека. «Ум - способность материальная, - замечает писатель, - душа же, или дух, живет мыслию, которую нашептывает ей сердце... Мысль зарождается в душе. Ум - орудие, машина, движимая огнем душевным.» . Следовательно, «машина ума» оказывается вторичной инстанцией, подсобным, но необходимым инструментом для лишь частично внятного оформления «нашептываний сердца» и стеснения в логические рамки «душевного огня». Например, в рассуждении о дозволенности сверхчеловеку перескакивать через всякие нравственные преграды Иван Карамазов придерживается строгой логики, которая на самом деле обслуживает его первичный волевой импульс, появляется потому, что где-то в глубине души ему хочется быть таким человеком.

Черт, разделяющий мысли Ивана, разъясняет ему их подоплеку: Где стану я, там сейчас же будет первое место. «все дозволено», и шабаш! Все это очень мило, только если захотел мошенничать, зачем бы еще, кажется, санкция истины? Но уж таков наш русский современный человек: без санкции смошенничать не решится, до того уж истину возлюбил.

Санкция истины, благоденствия человечества необходима и Раскольникову для осуществления его подспудного желания быть на «первом месте», обладать властным потенциалом - желания, в конце концов обнаруживаемого им на самом дне своей души. Без апелляции к науке, пользе, здравому смыслу не обходятся и примитивные мошенники типа Ракитина или Лужина, чья последовательная логика невидимо связана именно своекорыстным направлением их воли.

О принципиальной первичности и капитальном значении правильной целеустремленности душевного огня, нашептываний сердца напоминал Достоевский за несколько лет до своей кончины в «Дневнике писателя»:

"Ошибки и недоумения ума исчезают скорее и бесследнее, чем ошибки сердца.., ошибки сердца есть вещь страшно важная: это есть уже зараженный дух иногда даже во всей нации, несущий с собою весьма часто такую степень слепоты, которая не излечивается даже ни перед какими фактами, сколько бы они ни указывали на прямую дорогу; напротив, перерабатывающая эти факты на свой лад, ассимилирующая их с своим зараженным духом". .

В сердечно-волевых стремлениях Достоевский видел сгустки бытийных сил, связанные с корнями, с «началами» и «концами» человеческого бытия и воздействующие на все человеческое мышление.

"Сами-то разумные, сами-то ученые начинают учить теперь, что нет доводов чистого разума, что чистого разума и не существует на свете, что отвлеченная логика неприложима к человечеству, что есть разум Иванов, Петров, Гюставов, а чистого разума совсем не бывало; что это только неосновательная выдумка восемнадцатого столетия" .

Достоевский потому и был пророком, что умел заглядывать в глубину души, выявлять направление воли и качество основополагающих (неважно, сознательных или бессознательных) желаний Ивана, Петра, Гюстава, которые невидимой частью айсберга входят в состав изобретаемых ими идей и теорий, предопределяют их практическое развитие и конечное завершение. Поэтому он постоянно и искал главные «точки, о которых грезит сердце» и которые в скрытом виде, разбавленные водой логики, науки, социальных учреждений и т. п., входят в историческую жизнь.

При этом и у Паскаля, и у Достоевского сердце является своеобразным органом познания тех уровней и сторон бытия, которые не подвластны разуму. «Познать природу, душу, Бога, любовь, - пишет Достоевский, - это познается сердцем, а не умом... Ежели цель познания будет любовь и природа, тут оказывается чистое поле сердцу». О сердце как гносеологическом инструменте в познании Бога и сверхрациональных закономерностей жизни и Паскалем написана не одна страница.

Вместе с тем в порядке сердца происходит коренное иррациональное раздвоение, определяющее разные, инстинктивно руководящие поведенческой мотивацией людей, изначальные ценности. Сердце так же любит своевольные желания и отворачивается от Бога, подчеркивает Паскаль, как и наоборот - любит Бога и охладевает к удовлетворению эгоистических устремлений.

Одна из заслуг антропологии французского мыслителя заключается в том, что он в числе первых обратил внимание на способность сердца «грезить» как бы против самого себя, против собственной пользы и выгоды, на прихотливую изменчивость человеческого волеизъявления. Каждый, подчеркивает он, имеет свои фантазии, противные его собственному благу и ставящие в тупик окружающих. Пристальное изучение подобных отступлений и зигзагов в пожеланиях людей связано у Достоевского с темой «подпольного человека».

"Свое собственное, вольное и свободное хотенье, - выражает его взгляд герой «Записок из подполья», - свой собственный, хотя бы и самый дикий каприз, своя фантазия, раздраженная иногда хоть бы даже до сумасшествия, - вот это-то все и есть та самая, пропущенная, самая выгодная выгода, которая ни под какую классификацию не подходит и от которой все системы и теории постоянно разлетаются к черту. И с чего это взяли все эти мудрецы, что человеку надо какого-то нормального, какого-то добродетельного хотения? С чего это непременно вообразили они, что человеку надо непременно благоразумно выгодного хотенья?" .

Протестуя против законов науки, здравого смысла, утопических фаланстеров, хрустальных дворцов и т. д. и т. п., «подпольный человек» вопрошает: «А что, господа, не столкнуть ли нам все это благоразумие с одного разу, ногой, прахом, единственно с тою целью, чтоб все эти логарифмы отправились к черту и чтоб нам опять по своей глупой воле пожить!».

С точки зрения Паскаля, всегдашние импульсы испорченной человеческой воли и неочищенного сердца образуют замкнутый круг несовершенных желаний. У людей, у которых ум всегда оказывается «в дураках» и которые в своем предельном выражении подспудно противопоставляют самолюбие боголюбию, человекобога - Богочеловеку, настаивает Паскаль, нет иного врага, кроме эгоистических похотей, отделяющих и отвращающих их от Бога. Следовательно, главная задача и единственная добродетель заключается в борьбе с ними и очищении сердца, чтобы соединиться с божественной волей и обрести подлинный покой и нерушимое счастье.

Именно так в конечном итоге с гораздо большей остротой ставится вопрос и у Достоевского, исследовавшего коренное раздвоение и логическое завершение сердечных «грез», подчиняющих себе «машину ума». «Всяк ходи около сердца своего», - призывает старец Зосима в «Братьях Карамазовых» вглядываться в «начала» и «концы» многообразных человеческих желаний, стремлений, побуждений, различать в них еще в зародыше хорошее от дурного, растить первое и искоренять второе. Достоевского интересовали прежде всего сложные взаимоотношения доброй и злой воли в сердечной глубине человека.

И у русского философа П. А. Флоренского сердце выступает как «недро, «нутро», «ядро», очаг нашей духовной жизни, от состояния которого зависят ее гармония и качество, направленность ума и действий личности.

Рассматривая человека как триединое существо (живот, грудь, голова), он различает три типа мистики.

"Либо это - мистика головы, мистическое переразвитие ума, питаемого не благодатью от сердца, а питающегося самостоятельно, гордостью бесовскою, и лжеименным знанием пытающегося охватить все тайны земли и неба; либо, наоборот, это - мистическое переразвитие органической жизни, мистики чрева, опять-таки получающего источники жизни не от источающего духовность сердца, а от бесов, нечистотою. И там и тут личность не является цельною, но - раздробленною и извращенною, без центра. Воздержанием горделивого ума отличается подвижник от мистиков первого типа; обузданием похотливого чрева - от мистиков типа последнего. Все, чем живет подвижник, возникает у него не самопроизвольно в том или другом отдельном органе, а в живом средоточии его существа, в сердце, и возникает здесь под благодатным воздействием Духа Утешителя. Возникшее же в средоточии всего существа, очищенном благодатию, жизненное движение естественно (а не противоестественно, как у лже-мистиков) распространяется по органам жизнедеятельности, и потом все они действуют согласно и сообразно друг другу" .

Флоренский отмечает проявления «мистики живота» в оргиастических культах древности и современности и отчасти в католицизме, а «мистики головы» - в йоге, оккультизме, теософии, сциентизме. По его убеждению, обе эти мистики, давая личности определенное одностороннее развитие, нарушают ее равновесие, не дают главного - очищения сердца. В результате зерно души, не способное питаться благодатью, «прорастает не в недра Пресвятой Троицы, а куда-то вбок, засыхает и гибнет». А «нормальная мистика», «мистика сердца», обретаемая в церковной ограде, открывает «доступ в человеке благодати, питающей недра его, только эта мистика исправляет личность и дает ей возрастать от меры в меру. Всякая же иная мистика необходимо увеличивает и без того нарушенное равновесие жизни и в конец извращает естество греховного человека» .

С признанием главенствующей роли сердца в просветлении и гармонизации духовной жизни человека в его движении от «агонии» к «обожению» тесно связана в полномерной логике Флоренского теория «возрастания типов», которую он называет (наряду с развиваемыми в «Столпе.» мыслями) ключом к пониманию паскалевского «Мемориала». Каждая личность имеет свой тип возрастания в зависимости от присущих ей идеалов, закономерностей внутреннего развития, «духовного горения». Отсюда разнообразие и неравенство типов возрастания, которые обладают непереходимыми границами и никогда не могут сравняться друг с другом. Здесь сразу же возникает аналогия с размышлениями Паскаля о трех порядках бытия (порядок материи, порядок духа, порядок любви и милосердия), в которых бесконечное расстояние между телом и духом служит лишь слабым подобием бесконечно большей дистанции между духом и любовью, выводящей человека к новой преображенной реальности.

"Все тела в совокупности не могли бы произвести самой ничтожной мысли: это невозможно, это явление иного порядка. Из всех тел и умов нельзя было бы извлечь ни одного движения истинной любви: это невозможно, это явление иного порядка, это - выше природы" .

Трем порядкам бытия соответствуют у французского мыслителя и три обобщенных типа личности: короли, богачи, полководцы не видят величия людей ума (ученых, изобретателей, художников), которые, в свою очередь, не придают большого значения внешнему блеску и силе этих «великих людей плоти». Обе же эти категории не осознают бесконечно более высокого величия премудрости, обретаемого в святости и любви.

Флоренский как бы следует за логикой Паскаля, когда сравнивает несовпадение русел, траекторий и горизонтов возрастания низших и высших типов личности с невозможностью из какой угодно суммы нулей извлечь конечную величину или из бесчисленных груд сухого песка выжать каплю влаги, как невозможно из мистиков головы и тела превратиться в мистиков сердца. Для Флоренского, как и для Паскаля, высшее состояние личности, нашедшее абсолютное выражение в Иисусе Христе, заключается в любви и святости, трансцендентных для всего только человеческого и обретаемых в конечном итоге в результате «толчка извне, оттуда». Одних только человеческих усилий здесь явно не хватает, поскольку доброты и великодушия, отрешенности от себялюбия и бескорыстия, глубокого ума и творчества, подвигов и мученичества - всего этого «величия еще недостаточно для создания высшей породы». Настоящий переход в этот третий порядок бытия, или тип возрастания личности, возможен лишь с помощью божественной благодати, проникающей сквозь многочисленные коросты в сердечную глубину. Только в чистом сердце, пишет Паскаль, пробуждается совершенная и истинная любовь - это последнее и абсолютное основание нашего бытия, приобретающее в личном опыте духовного возрастания и обожения наивысшую достоверность по сравнению с наличной действительностью и доводами рассудка, сверхприродная сила, «свертывающая» антиномии и противоречия, умиряющая внутреннюю борьбу в душе человека и открывающая ему горизонт и дающая зрение для Богообщения.

Флоренский уделяет значительное место в своей книге «уцеломудрию» сердца, являющегося без должного «благоустроения» не местом встречи с благодатью, а источником греховных помыслов и разрушительных страстей, утверждения отрицательной свободы эгоизма и самости как абсолюта.

"Это очищение себя или само-исправление требуется для собрания всего существа в сердце, для внутреннего оплотнения около сердца всех сил духа - умом, волею и чувством <...> Только очищенное сердце может принять в себя неизреченный свет Божества и стать прекрасным" .

Другой русский философ - Б. П. Вышеславцев отдает должное Паскалю как одному из ярчайших выразителей «метафизики сердца» как предельного таинственного центра личности, «невидимо» определяющего ее своеобразие и ценностные предпочтения. Здесь будет уместно напомнить слова С. Л. Франка из его работы «Крушение кумиров» о духовных основах жизни с их особой закономерностью, которую «гениальный христианский мыслитель Паскаль называл. порядком человеческого сердца». Этот «порядок сердца» предвосхищен и предуказан заветами христианства. "Он не может быть безнаказанно нарушен, ибо он есть условие осмысленности, прочности нашей жизни, условие нашего духовного равновесия и поэтому самого нашего бытия. Этот духовный строй бытия, постижение которого есть «иудеям соблазн и эллинам безумие». есть для зрячего абсолютная, строгая истина, обосновывающая всю его жизнь и обеспечивающая ей высшую разумность" .

По убеждению Вышеславцева, «христианский символ сердца как центра души» занимает умы тех мыслителей, у которых самих «достаточно сердца», чтобы почувствовать «неисследованное богатство этого символа». Исходя из библейской традиции и вслед за Паскалем, П. Д. Юркевичем, П. А. Флоренским, В. Н. Лосским и другими мыслителями он рассматривает сердце как самое глубинное и первичное основание внутреннего мира человека, корень его деятельных способностей, источник доброй и злой воли. Такое понятие сердца представляется Вышеславцеву, как и многим русским богословам, философам и писателям, «математически точным, как центр круга, из которого могут исходить бесконечно многие радиусы, или световой центр, из которого могут исходить бесконечно разнообразные лучи!» . Другими словами, сердце есть «сокровенная самость», бессмертная душа, истинное «я», где заключен «предельно таинственный центр личности, где лежит вся ее ценность и вся ее вечность!» . Именно в сердце происходит (или не происходит) встреча человека с Богом, подчеркивает Вышеславцев, приводя одну из главных мыслей Паскаля: «Бог чувствуется сердцем, а не разумом».

Вместе с тем Вышеславцев выделяет паскалевскую тему «антиномизма сердца», не раз отмеченного в Новом Завете. По словам апостола Иоанна, «всякий, рожденный от Бога, не делает греха, потому что семя Его пребывает в нем; и он не может грешить, потому что рожден от Бога» (1 Ин 3: 9). Но, согласно

Евангелию от Марка, корень всяческого зла также заключен в человеческом сердце: «Ибо извнутрь, из сердца человеческого, исходят злые помыслы, прелюбодеяния любодеяния, убийства, кражи, лихоимство, злоба, коварство, непотребство, завистливое око, богохульство, гордость, безумство» (Мк 7: 21-22).

Паскаль, как рассмотрено ранее, констатировал, что в «порядке сердца» происходит коренное иррациональное и антиномическое раздвоение. Сердце так же любит своевольные желания и отворачивается от Бога, подчеркивал он, как и наоборот - любит Бога и охладевает к удовлетворению эгоистических устремлений: «Вы отбросили одно и сохранили другое; по рассудку ли вы любите самого себя?» По убеждению Паскаля, только в чистом сердце, преображенном благодатью и смиренномудрым подвигом веры, пробуждается истинная любовь к Богу и ближнему, органически переживается необходимость следовать не своекорыстной, а высшей воле. Тогда и ум, постоянно имея в виду главную цель любви и милосердия, направлен в первую очередь не на внешнее «образование», а на внутреннее «воспитание», не на умножение рациональных знаний, а на очищение душевных желаний.

Если же в сердце человека не происходит встреча с Богом, - ставит Паскаль проблему в противоположную плоскость, - то его воля естественно склоняется к самолюбивому поиску «идолов» счастья, удовлетворению разнообразных страстей. Одна из заслуг антропологии Паскаля заключается в том, что он одним из первых, как уже отмечалось раннее, обратил внимание на прихотливую изменчивость человеческого волеизъявления, на склонность сердца искать «счастья» в непредсказуемых фантазиях, которые не только противоположны пользе и выгоде, но способны вести к саморазрушению и гибели.

Размышления Паскаля о разумных и неразумных проявлениях человеческой свободы, светлых и темных устремлениях сердца своеобразно преломляются у Вышеславцева:

"Сердце есть таинственная и непонятная ось, которая пронзает и держит духовную и телесную жизнь человека. Телесное сердце никогда не есть только «плоть», а всегда есть воплощение, ибо каждое его биение имеет духовное значение: оно нечто. вносит в этот мир - любовь или ненависть, повторение старого ритма или рождение нового" .

По Вышеславцеву, сердце иррационально как в низшей своей сфере, соприкасающейся с «плотью», так и в высшей, соединяющейся с «духом» и являющейся органом духа. Его иррациональность и бездонная глубина объемлют как высшие мистические переживания, так и низшие подсознательные импульсы, «утробные влечения». В силу этого сердце становится главным «невидимым» участником трагической мистерии человеческого существования, в которой осознанно или неосознанно происходит выбор между совершенствованием или деградацией, между движением истории вперед-вверх или вперед-вниз. Именно в сердце осуществляется сублимация или профанация (термины Вышеславцева), т. е. возвышение телесно-физического до духовного или, напротив, низведение духовного до низшего, материального или даже физиологического уровня, что определяет принципиально разное качество жизни личности и окружающего ее мира.

Вышеславцев приходит к выводу, что в современном мире поражает низость человеческих сердец, обусловленная торжеством профанации. Пафос профанации он обнаруживает у Мефистофеля в «Фаусте» и у Петра Верховенского в «Бесах», в установках Маркса и Фрейда. Объединяет их всех и многочисленных им подобных убеждение, что все возвышенное и святое есть только Иллюзия. Здесь Вышеславцев почти дословно перекликается с социологом П. А. Сорокиным, который показывает и доказывает, что все духовное, идеалистическое, бескорыстное благородное постепенно сводится к заблуждению, невежеству: идиотизму, лицемерию, скрывающим «низкое происхождение» основных поведенческих мотивов.

Истинные нравственные понятия воспринимаются в лучшем случае как «идеологии», «рационализации», «красивые речевые реакции». Как бы продолжая логику Сорокина, Вышеславцев отмечает, что в подобной переоценке ценностей, в сведении высшего к низшему, в «Экономическом материализме» Маркса или в «сексуальном материализме» Фрейда сокрыто осознаваемое или неосознаваемое представление о человеке как о «только животном» со всеми вытекающими отсюда людоедскими последствиями.

Вышеславцев характеризует душевно-духовное состояние современного мира как игру на понижение и выделяет ее главные особенности:

1) извращение закона соотношений категорий, который гласит: высшая категория есть самостоятельное и новое качество бытия, несводимое к низшему <.> 2) извращение закона иерархии ценностей, который гласит: низшую ценность нельзя предпочитать высшей. Но как раз низшие ценности особенно для всех убедительны и популярны; в признании преимущественной ценности «экономического фундамента» Чичиков вполне согласился бы с Марксом и французский буржуа с русским коммунистом.

Замечательно то, что игра на понижение в теории и практике всегда будет наиболее популярна. В этой популярности - общедоступность всяческого материализма и марксизма. Спуск всегда легче возвышения - это закон косности человеческой природы, линия наименьшего сопротивления. "С каким восторгом человек узнает, что он произошел от обезьяны, что он только животное, только материя, что святая любовь есть только сексуальность и т. д. По-видимому, всякое «только» доставляет глубокое облегчение, тогда как всякое «не только» тревожит, побуждает к усилию" .

Однако без паскалевских тревог и усилий, свойственных русской философии и литературе, невозможен, по Вышеславцеву, выход из всеобщего скатывания, обратного спуска к самым низшим ступеням бытия, «к первобытной туманности». Невозможна и подлинная сублимация, т. е. восполнение, преображение, возвышение и усовершенствование низших этажей жизни. И все эти процессы берут свое начало и развиваются в глубинах человеческого сердца.

ЛИТЕРАТУРА

1. Вышеславцев Б. П. Сердце в христианской и индийской мистике // Вопросы философии. - 1990. - Вып. 4.
2. Вышеславцев Б. П. Этика преображенного Эроса. - М., 1994.
3. Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений: В 30 т. - Л., 1983. - Т. 25.
4. Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений: В 30 т. - Л., 1985. - Т. 28, кн. 1.

1. Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений: В 30 т. - Л., 1989. - Т. 4.
2. Тарасов Б Н. Паскаль. - М., 1979.
3. Флоренский П. А. Столп и утверждение Истины. - М., 1990. - Т. 1, ч. 1.
4. Франк С. Л. Духовные основы общества. - М., 1992.

*Статья подготовлена в рамках гранта РГНФ № 15-34-11 091 «Русская классическая литература в мировом культурно-историческом контексте».

Вестник Русской христианской гуманитарной академии. 2015. Том 16. Выпуск 3 229